Меня всегда поражали люди, умеющие красиво говорить, и с убеждением. Из женщин — политики Старовойтова и Новодворская, из мужчин — адвокаты Плевако и Кони, из микробиологов — Мирский. Первых четырех я лично не знал, но зато с последним, я был в отличных отношениях…
Это были Боги слова! Первые двух — слушал и видел их выступления по теле, о вторых двух — читал в книгах о Русских адвокатах, а последнего, Мирского, — часто приходилось слушать его выступления на конференциях перед производственниками во время работы.
Последний, вообще обладал уникальной особенностью — мог говорить пять, десять , двадцать минут подряд… Зал сидел неподвижно, боясь его прервать и задать вопрос. А потом, — если спросить любого, то практически никто не мог ответить — о чем же он говорил… И вот только спустя десятилетия у меня появилось предположение, что он обладал какой-то магией, переведенной в произносимые им слова..
Прошло время, я перешел в другую отрасль, вдруг, случайно, мне посчастливилось встретить такого же человека, — «умеющего красиво говорить, и с убеждением «, и его «красота» раскрылась в одной из командировок по Союзу, куда в поисках «хороших денег» в период начала перестройки , судьба забросила нас двоих.
… Поступает к нам в институт заявка из далекой Прибалтики, из Союзной республики Литва. От Фабрики «Лайсве», что в переводе означает – Свобода. Расположена она в г. Кретинга, а это местечко находится недалеко от Клайпеды и Паланги, прекрасного места отдыха в застойных годах правления Л. Брежнего и его после приемышей в бывшем нашем Советском пространстве.
Естественно, что мы не могли отказаться от такого лакомого кусочка. Съездить на курорты и так, между прочим – поговорить на предмет усовершенствования тех. процесса на «Лайсве» — предприятии, выпускающим прекрасную ткань.
Стали собираться. Командировка – на несколько дней. Начальство решило, что должна ехать элита института с соответствующими должностями в командировочных удостоверениях. Я – зав. сектором, и немного пониже, старший научный сотрудник – Киселев Олег Борисович, постарше меня по возрасту, и уже имеющий опыт в таких поездках.
Но здесь хочется сказать огромное «НО».
В странах Прибалтики — Эстония, Литва, и Латвия, к нам, т.е. к нашему народу всегда, да и сейчас, относились крайне недружелюбно. И поэтому, любое новшество, исходившее от «Старшего Брата» всегда встречали с неодобрением, нежеланием, или просто (если это можно было сделать) – игнорировали.
И всегда, когда приезжали к ним какие-то спецы, да еще и из Москвы, — нужно было сразу зарубить все предложения, исходящие от них, даже, и если бы они были дельными. Это было негласное правило.
…Вылетели, приехали на завод и сразу к главному инженеру. Заходим, говорим, что так и сяк – приехали к Вам по приглашению — усовершенствовать ваш производственный процесс.
Он говорит: –» Хорошо, давайте».
Мы: – «Нам нужно сначала ознакомиться с вашим производством».
Он: — «Я вам дам сейчас человека из технического отдела г-жу Микалочене (даже помню до сих пор как ее фамилия), которая проведет Вас по заводу, расскажет о принятой у нас технологии и укажет на проблематичные места».
А потом, говорит: — «Но я не смогу единолично принимать такие решения по вопросу модернизации, – нужен совет специалистов всех служб, и если они выскажут согласие, то мы конечно примем соответствующее положительное решение о сотрудничестве с Вами». Это в принципе, было нормально с нашей точки зрения.
Затем нас поводили по заводу минут 30-40. Мы разобрались с технологическим процессом, где бы можно было использовать наши методы. Приходим в секретариат, и входим в кабинет Главного инженера.
…И ужас. Там, за овальным длинным столом сидят не пять человек, как мы предполагали, о человек двадцать от всех служб предприятия (технологи, энергетики, механики, мастера, и еще, и еще). И все, без исключения – смотрят на нас враждебными взглядами. А ну-ка, поболтай, вражина русская, а я послушаю, что ты там говоришь….
У меня сразу упало настроение. Мы — вдвоем с Олегом, и напротив группа отъявленных антисоветчиков из Прибалтики…Я наклонился к нему — «Все Олег, п…..ц, сейчас «вынесут»… Олег мне шепнул – Я начну первым…
Он встал, и начал свой спич. Я опустил понуро голову, предполагая, что хорошего из этого ничего не выйдет. Сейчас нас выгонят с треском. Приготовился слушать.
Началась речь!
…Но что-то я не понял или не понимал. Из его уст лились какие-то непонятные слова, и все это произносилось связно и непрерывно. Он говорил на каком-то другом языке, для меня непонятным (конечно не на английском), но что было интересно:
– ЕГО НИКТО НЕ ПЕРЕБИВАЛ!
Все понимали, что он говорит что-то дельное, нужное, а что – непонятно?
И почему?, Почему его не перебивали…
Он говорил минуту, две, три… В комнате главного инженера в это время стояла мертвая тишина, а он что-то говорил, говорил, и говорил. Все как будто замерли в каком-то оцепенении, время замедлилось. У меня голова шла кругом — я ничего не понимал.
И вдруг – он мгновенно, без паузы, перешел на понятный нам (международный язык) – он перешел на русский, без остановки, без малейшей неловкости в словах, без всякого смущения.
— Он продолжал, и смысл его выступления – и это было сказано по-русски, сводился к следующему…
— Я несколько лет назад ездил с аналогичной миссией в Латвию на один из заводов вашего профиля, также проводить модернизацию технологического процесса.
И я так полюбил во время моего пребывания в Латвии этот народ, его быт, его отношение к работе, его трудолюбие, его национальные традиции по отношению к современному миру, что хотел еще более приблизиться к этому маленькому государству, и понять до конца его стремления, его жизненные позиции. Во мне что-то застучало – мне необходимо было выучить этот язык, язык, на котором говорят люди, с которыми я вступил в контакт, которые мне хотят только добра, и которые понимают мое стремление в помощи им.